Игорь Губерман: "Я принципиально не пасу народы"

Досье

Игорь Миронович Губерман (родился 7.07.1936 г. в Харькове) – русский писатель еврейского происхождения, поэт, получивший широкую известность благодаря своим афористичным и сатирическим четверостишиям – "гарикам". В 1979 году Губерман был арестован и приговорен к пяти годам лишения свободы. Попал в лагерь, где вел дневники. Затем, уже в период ссылки, на базе этих дневников была написана книга. В 1987 году Губерман эмигрировал из СССР, с 1988 года живет в Иерусалиме. Однако продолжает часто приезжать в Россию, выступать на поэтических вечерах. Старший брат И. М. Губермана – академик РАЕН Давид Миронович Губерман является одним из авторов проекта бурения сверхглубоких скважин и занимает должность директора Научно-производственного центра "Кольская сверхглубокая".

— Игорь Миронович, на запрос в поисковике "Игорь Губерман" вылетает огромное количество ссылок на ваши неофициальные сайты, созданные поклонниками. Сами-то на них бываете?

— Нет. Мне это не нужно. Однажды мне предлагали открыть свой сайт, но, мне это тоже было неинтересно. Когда мне нужно с кем-то пообщаться, я просто звоню по телефону.

— То есть к интернету вы относитесь отрицательно?

— Я отношусь к нему нейтрально, а иногда даже с благодарностью. Интернет – это энциклопедическая куча мусора, где можно найти все, что угодно. Когда надо, я ищу, но просто так ничего в нем не читаю.

 — Многие ваши "Гарики" ушли в народ, их перебрасывают друг другу по электронной почте, цитируют, часто даже не зная автора. Не обидно?

— Обидно, что, перебрасывая друг другу, стихи калечат, переставляют слова, меняют фразы местами. А то, что забыли автора – ничего страшного.

— Под вас многие "косят"?

— Тысячи! И весь все это потом мне шлют, мерзавцы! (смеется). Но я говорю так: "Это не плагиат, а ложное ощущение того, что четверостишия писать легко".

— Сатирик Михаил Задорнов прославился тем, что высмеивал американцев, их образ жизни, мировоззрение. Вы вставляете шпильки в культуру Израиля?

— Я люблю Израиль, люблю Россию, поэтому считаю вправе писать о них то, что нахожу нужным, а Задорнова и его творчество обсуждать не хочу. Это не в моих интересах.

— Но ведь Задорнову за его шутки однажды даже закрыли визу в США. Не боитесь того же?

— За что закрыли? Кто может закрыть? Я живу в Израиле. Туда не закроют. Разве что в Россию впускать откажутся, так сейчас между нашими странами нет визового режима, поэтому не боюсь.

— В 1979 году за диссидентские настроения вы были осуждены на пять лет лагерей.

— О! Это было замечательное время, за которое я благодарен советской власти. Я ведь и тогда продолжал писать.

— Были конкретные люди, на которых вы писали "Гарики" и которые после этого настолько обижались, что переставали с вами общаться?

— Никогда! Я зло ни на кого не писал. Если я обижался на приятеля, то в лицо говорил ему об этом, а если меня огорчал другой человек, то я просто переставал его знать.

— У вас сложный характер?

— Если бы вы спросили об этом мою жену, она бы сказала, что я деспот, тиран, молчун и так далее. Сам же я объективно ответить не могу.

— То есть домашним с вами тяжело?

— Наверное. В быту я привередливый.

— …И если жена не досолит борщ, ее ждет скандал?

— За 40 лет совместной жизни такого не было ни разу!

— Она всегда досаливала?

— Нет. Просто я брал и досаливал сам (улыбается).

— Вы относитесь к тем немногим людям, которые признают свои недостатки и открыто о них говорят. Например, вы не отрицаете свою страсть к алкоголю.

— Это не недостаток. Кстати, на концерте я читаю об алкоголе целую главу. По моему мнению, выпивка – очень благородная штука и она необходима человеку.

— Разве можно такое говорить русскому человеку? У нас же все воспримут слишком буквально.

— Не скажите. Кто пил, тот и будет пить. Помните, как Гумилев сказал Ахматовой: "Аннушка, если я начну пасти народы, отрави меня". Так вот, я принципиально не пасу народы и не даю рецепты.

— Вы упомянули Гумилева, Ахматову. А из современных авторов кого цените?

— Многих! Из поэтов обожаю Игоря Иртеньева и Тимура Кибирова, считаю их настоящими мастерами. Из прозаиков люблю Виктора Пелевина и Бориса Акунина, особенно его первые работы. Очень ценю и восхищаюсь Диной Рубиной, с которой, кстати, лично знаком. Читал еще кого-то, но имен в памяти не остались, а значит ничего сильного у них, на мой взгляд, не было. Еще хотел бы упомянуть писателя-прозаика, который живет у нас в Израиле. Его имя Алекс Тарн, пока он издал всего три или четыре книжки, но мужик очень талантливый! Он пишет прозу отличным языком, что вообще свойственно евреям, грузинам и абхазцам (я сейчас говорю об Ф. Искандере и Ю. Киме). В произведениях Тарна есть сюжет с невероятно закрученной интригой. Каждый его роман – некое открытие мира. Ему под 50, он еще напишет десятки книг. До сих пор не понимаю, почему он не издается стотысячными тиражами? Возможно, его просто боятся издавать, ведь он по-разному трактует историю и не стесняется высказывать свои мысли.

— Раз уж мы заговорили о трактовке истории. Этим любят заниматься многие современные авторы, тот же Бушков со своей "Россией, которой не было" или "Красным монархом".

— Вы правы, сейчас многие этим увлекаются, это стало каким-то повальным бедствием. Я думаю, причина в том, что у нас мало знают о подлинной истории.

— И все же, по-вашему, получается, что писать альтернативные сюжеты нужно?

— Нужно делать все, что делают талантливые люди. Но я тут же хочу оговориться и вынести за скобки Фоменко и таких, как он. И еще нужно делать так, чтобы в головах молодых не смешивалась альтернативная и реальная истории, ведь наша молодежь путает Троянскую и Первую мировую войну, а некоторые говорят, что "Ельцин убил царя".

— А еще они не знают, кто такие Егоров и Кантария…

— Честно сказать, в этом как раз я не вижу большой проблемы, тем более что как выясняется, флаг на Рейхстаг поднимали совсем другие люди.

— Как-то про вас написали, что ваши "гарики" могут рождаться хоть каждый час, хоть каждую минуту…

— Врут! Иногда над одним четверостишием мне приходится сидеть по нескольку дней. Видимо, это говорят те, кто легко их читает, но совершенно не представляет, как они пишутся.